Майя Цулая: НОВЫЕ РАССКАЗЫ ШАХИДКА МЭРИ: ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ БУДЬ ЗДОРОВ, МАХМУД...
Дорогой друг, о том, кто такая Майя Цулая, о страшной и позорной Абхазской войне, в условиях которой сформировалось творчество этой юной грузинской писательницы ты можешь узнать здесь. Там же выложены более ранние ее рассказы из сборника «Непогребенные». Здесь же тебе предлагаются более новые вещи, написанные Майей менее трех лет назад.

Шахидка

Первый снег, нежный, мелкий, почти невидимый, медленно кружил в воздухе, отчаянно стелясь под беспощадными ботинками прохожих. Асфальт, мокрый, грязный, своей постепенно убывающей теплотой, уничтожал первых посланников зимы, превращая их в слезинки. Но снежинок много, и они постепенно завоевывают некоторые отрезки земли.

Лейла, черноокая, чернобровая девушка, на секунду остановилась перед стеклянными дверьми метро и украдкой оглянулась. Ее сердце отчаянно билось из-под тяжелых железных пластинок. Лейла всем телом чувствовала смертельный холод взрывчатки на своем теле. Она глубоко вздохнула и, пытаясь прохожим не смотреть в глаза, шагнула в мраморную пасть подземелья.

Войдя в вагон метро, Лейла села на одно из свободных мест и мысленно начала отсчитывать время, самой же отпущенное на свою молодую жизнь.

- Агу! – послышалось возле уха. Лейла вздрогнула от неожиданности и повернула голову.

- Ля-ля… - Малышка в огромном розовом комбинезоне приветливо улыбалась, пытаясь дотянуться до щеки Лейлы.

Лейла улыбнулась малышке. Ее глаза подобрели. Дрожащие пальцы скользнули по пустым карманам.

- Нет конфетки. Ты не в обиде?

- Агууу, - ответила малышка и залилась веселым смехом.

Лейла одернула себя. Ее глаза в миг стали серьезными. Она перевела взгляд на хлынувшую в вагон «часпиковую» толпу. Но ямочки на детском личике не давали ей сосредоточиться. А ведь и у нее мог бы быть такой же малыш с очаровательной улыбкой.

- Ля-ля-яяя! – малышка не переставала лепетать под ухом Лейлы, которая старалась не обращать на нее внимания.

Вдруг Лейла почувствовала чье-то прикосновение. Это любопытная малышка пыталась дотянуться до чего-то блестящего на груди Лейлы.

- Нееееееет, - Закричала Лейла, отдергивая детскую ручонку от своей груди, но…. Было уже поздно.

11 декабря 2003 года

Мэри: Хождение по мукам

Осеннего солнца почти не было видно за пеленой дыма. Соседний дом уже полностью был объят огнем, который весело похрустывая, доедал содержимое кирпичных стен.

Мэри с маленьким Никушкой забились в угол комнаты за кроватью и с тревогой прислушивались к происходящему во дворе.

- Мама, а папа придет? – уже в сотый раз спрашивал Никушка и Мэри в сотый раз с волнением шептала ему на ушко, словно убаюкивала:

- Конечно, придет. Он нас спасет. Он нас не бросит. Ты не бойся. Все будет хорошо, Только не плачь. Ты же уже большой.

Никушка успокаивался, но от каждого залпа одинокой гаубицы на краю деревни вздрагивал и снова спрашивал:

- Мама, папа когда придет?

На пороге послышались чьи-то шаги. Мать с сыном вздрогнули и затаились. В дверях появился высокий мужчина с автоматом в руке. Лицо его было присыпано пылью, светлые волосы слиплись от пота и грязи. Он еле переводил дыхание. Мужчина взглядом окинул комнату. Сумерки уже прокрались сквозь оборванную, осколками выбитого окна, занавеску.

- Мэри, - тихо позвал мужчина.

Никушка выскочил из объятий матери и с криком кинулся к мужчине.

- Папа, ты пришел!

Мужчина подхватил на руки сынишку.

- Надо уходить. Зверье в деревне. Быстрее…

- А как же подкрепление? – спросила Мэри.

- Подкрепления не будет. Придется идти лесом. Поторопись.

Мужчина повернулся и с сыном на руках пошел к двери. Мэри в замешательстве стояла по середине комнаты.

Уже совсем стемнело, когда они задними садами вышли на край деревни и смешались с тенями деревьев леса. Антон шел впереди, прижимая к груди Никушку. Мэри шла следом. Она то и дело оглядывалась назад, бросая тоскливый взгляд на родную деревню, со стороны которой доносились стрельба и крики.

Шли долго в глубь леса. Затем, найдя сухое место под огромным дубом, примостились прямо на земле, плотно прижавшись друг к другу. Некоторое время молчали, переводя дух.

- Антон… - прошептала Мэри, - Что будет с нами?

Антон прижал голову жены к щеке, чмокнул ее черные, как смоль, волосы и спокойно проговорил:

- Не бойся. Выпутаемся как-нибудь. Главное до границы дойти. Там по тропам переберемся. В Сочи у моей матери будем жить. А потом, дай бог, вернемся.

Две слезинки покатились по щекам Мэри. Антон улыбнулся, могучими ладонями вытер слезы с лица жены и по возможности ободряюще проговорил:

- Ты что? Не распускай нюни. Главное мы живы и все вместе.

Мэри перевела взгляд своих бездонно-черных глаз на, спящего на руках у отца, Никушку. На свете полной луны, мирно осевшей на макушках деревьев, можно было разглядеть, как во сне нервно дергаются черты лица трехлетнего крохи. Ротик был приоткрыт, и на уголке губ застыла блестящая капелька слюны.

- Стой! Стой, тебе говорю ! - громыхал за спиной бегущих бородач, чередуя свой крик с автоматной очередью.

Антон, прижимая к груди ребенка и таща за собой уставшую Мэри, перепрыгивая через кочки, бежал по направлению реки, на ходу повторяя слова молитвы:

- Господи, спаси…

Мэри падала. Ее опухшие ноги кровоточили. Она пыталась превозмочь боль и не стонать. Никушка от страха молчал, обхватив ручонками отцовскую шею и уткнувшись носом в его плечо.

- Господи, помоги…

Ноги скользили на камнях берега реки. Подошвы горели. Коленки подкашивались.

- Не дай сгинуть…

Преследователи настигали. Их крики были более отчетливые. Мэри окончательно выбилась из сил. Она коленями падала на острые камни, поднималась, затем опять падала. Черные волосы растрепались и в беспорядке развевались на ветру. Антон понял, что им не удастся уйти. Он пихнул ребенка в руки матери и толкнул их в реку.

- Беги. Спаси сына. Я вас догоню, - кричал он.

- Нет!… - отчаянно вопила Мэри, стоя на скользких камнях реки. Ледяная вода обмывала ее окровавленные худые коленки.

- Я сказал, иди! – кричал Антон. Он бросил прощальный взгляд на свою семью, одним прыжком подскочил к Мэри, припал к ее алым губам, повернулся и, сняв с плеча автомат, побежал в сторону, появившихся на берегу реки, боевиков.

. . . . . .

Уставшая, ободранная, голодая Мэри, с сынишкой на руках, брела по обочине автострады, провожая безразличным и безумным взглядом, проезжающие мимо, редкие машины.

Их догнали боевики на открытом «уазике».

- Стой, сука! – крикнул, сидящий за рулем.

Мэри обернулась и устремила бессмысленный взгляд на военных. Ей было уже все равно, кто они и что они с ней сделают. Она хотела спать, она хотела есть, она хотела отдыха и если отдых придет с автоматной очередью, она хотела умереть.

На машине верхом сидели бородачи с зеленными повязками на лбах. Мэри мутным взглядом прошлась по их лицам. Вдруг ее глаза засияли, и она закричала:

- Астик!

. . . . . .

- Вам добавить кипятку?

Русская женщина сняла старый, кривой чайник с дровяной печки и горячую воду налила в кружку, утонувшую в длинных пальцах Мэри.

Никушка, сытый и обогретый, тихо посапывал тут же на старом диване. Возле Мэри, укутанной в плед, на маленьком деревянном стуле сидел Астик, молодой, кучерявый абхаз, в военной форме. Возле стола хлопотала старушка, с опаской оглядываясь на военного.

- Что мне делать, Астик?

- Ваше счастье, что я тебя встретил, а то давно бы расстреляли. Завтра попытаюсь перевезти вас через границу. Скажу, что ты моя сестра. Постарайся с ребенком на грузинском не разговаривать, а то мне самому не сдобровать. Попытаюсь разыскать Антона, если он жив…

Мэри с тревогой посмотрела на Астика.

- Он жив… Я знаю, он жив… Найди его и спаси…

Военный вздохнул и опустил глаза.

. . . . . .

- Ты погубила моего сына… - тучная женщина восседала на огромном кресле перед Мэри и Никушкой, - я не хотела, чтобы он женился на тебе. А ты обволокла его своими чарами и увезла в свою дикую деревню.

Мэри сидела, понурив голову.

- Мой Антоша ! - продолжала причитать женщина, прижав пестрый платок к лицу, - Сынок мой ! Кровинушка моя ! По что сгинул ни за что !

Никушка посмотрел на бабушку из-под бровей. Уголки его рта опустились. На глаза навернулись слезы.

- На меня можешь не надеяться, милочка, - зловеще засверкала глазами женщина, посмотрев на Мэри, - я тебе не помощник. У меня ты не останешься. А без документов, гражданства и прописки работу тебе здесь не найти. Хотя…

Женщина помолчала и перевела взгляд на внука.

- Я могу оставить у себя Николушку на время. Все таки он плотинушка моя. А ты мне чужая.

- Но куда я без сына? – попыталась возразить эри, крепко обняв кроху.

- А куда ты с ним? Без документов, без денег, без крова? Поезжай в Тбилиси, восстанови документы, найди работу, а затем приедешь и заберешь его. И тебе легче, и мне - утешение на старости лет. Временную справку в милиции я тебе сделаю, деньги на дорогу дам. Ну и… - женщина запнулась, окинув изношенное платье Мэри ястребиным взглядом, - что-нибудь выделю из старого, прикрыть твою бесстыжую наготу. Решай сама!

Женщина завершила свой вердикт и демонстративно вышла из комнаты.

- Мама, ты же не оставишь меня здесь? Бабушка злая и противная.

Никушка заключил в свои пухлые ручонки заплаканное лицо матери, и заглядывал в ее покрасневшие глаза.

- Нет, сынок. Мы всегда будем вместе.

- А когда папа придет?

От неприступных стен рикошетом отскочили приглушенное рыдание Мэри.

. . . . . .

- Мэри! Ты живая?! А где Ника?!

На пороге квартиры стояла тетя Нина, обвешенная всевозможными побрякушками, облаченная в, облегающие необъятные формы фигуры, брюки и с дымящей сигаретой в руке.

Пока Мэри, исхудавшая, облаченная в перешитое, с темными кругами под глазами, рассказывала о пережитом, гостиная наполнилась ароматом турецкого кофе. На журнальном столике появились ажурная салфетка, вычурная ваза с дешевыми конфетами и керосиновая лампа – на всякий случай. Мэри забилась в угол роскошного дивана и диким зверьком смотрела на тетю Нину.

- Бедненькая, моя Мэри, сколько же ты пережила! – причитала та, - хорошо, хоть твоя мать не дожила до этого дня.

- Тетя Нина, я не на долго, - жалобно бурчала Мэри, нервно теребя пальцами край юбки, - извините, пожалуйста.

- А твой муж, - голос тети Нины изменился, - неужели раньше не мог уехать оттуда и увезти тебя с ребенком? Бедный малыш! Как он будет у этой старухи?

- Это не надолго. Немного оправлюсь. Встану на ноги и привезу его, - как бы оправдывалась Мэри.

. . . . . .

Позади остался первый шок. Старый год уступил место новому году, году унижений. Мэри не смогла найти работу, а пособия не хватало даже на хлеб. У тети Нины тоже сложилась невыносимая ситуация: недовольные взгляды, фырканье, прерванные разговоры при входе в комнату. После долгого дня поисков, ночь тоже не давала облегчения. Бесконечная бессонница на лежанке в углу кухни, голубые глаза Антона, молящий взгляд Никушки и до основания мокрая от слез подушка. Единственная отдушина: изредка услышать голос сына в телефонной трубке.

- Мама, мама, - звенело на другом конце провода, - я жду тебя и папу.

Но однажды детский голос сменил незнакомый женский голос.

– Вы кто? Невестка? Людмила Ивановна продала дом и вместе с внуком уехала. Куда? Она мне велела свой адрес сказать только сыну, если он появится. Извините, вам просили ничего не говорить.

- Вы не имеете права… - кричала в трубку Мэри, но равнодушные гудки навряд ли могли бы ей чем-нибудь помочь.

. . . . . .

- Успокойся, дорогая. Это не конец света, - тетя Нина сидела возле плачущей Мэри, закуривая сигарету, - ты лучше о себе подумай. Я давно хотела с тобой поговорить.

Мэри подняла покрасневшие глаза и посмотрела на тетю Нину.

- Я понимаю, - хрипло прошептала она, - я слишком долго задержалась у вас, извините.

- Ты же видишь, у нас так мало места. Мы и так еле сводим концы с концами, - тетя Нина помолчала, а затем продолжила, - я достала телефонный номер фирмы, которая может устроить тебя на работу… за границей. Позвони, попытайся. Здесь для тебя никаких перспектив нет. На твое пособие ты не сможешь разыскать и вернуть сына.

. . . . . .

У окна весело щебетал воробей. Солнце с трудом проникало сквозь грязную пелену стекла и бросало свои лучи на пол маленькой комнатушки. На одной из кроватей, на темных простынях мирно спала Мэри. Завывание муллы с соседней мечети нарушил ее сон. Она потянулась. Голова трещала от похмелья и недосыпания.

Мэри встала, накинула ажурный шелковый халат на нагое тело и выглянула в окно. Полуденная жара подступала к городу, наполняя его пылью и духотой.

- Уже проснулась? – отозвалась, лежащая на другой кровати, пышногрудая блондинка.

- Голова болит, - прохрипела Мэри, сигареты есть?

- Там на тумбочке. Есть охота. Тебе Саид дал денег?

- Нет.

- Ух, чертов сутенер, - выругалась в сердцах блондинка и повернулась на другой бок.

- Что нового на счет паспортов? – спросила Мэри, думая о чем-то.

- Жди. Он на нас деньги зашибает. Охота нас отпускать. Хорошо хоть клиентуру нормальную подбирает, а то у себя в глубинке не раз битая и ободранная ходила.

- А дома кто у тебя остался?

- Мать – пьяница, отчим – подонок. Братишку, правда, жалко.

- Скучаешь?

- Хватит болтать, - отбрасывая в сторону вопрос Мэри, зашипела блондинка, - приводи себя в порядок. Скоро «патрон» явится.

. . . . . .

За богато обставленном столом в огромной зале роскошного ресторана сидели двое: Мэри - в до неприличия откровенном, черном платье, с красивой прической и приятным макияжем и сальный, смуглый, усатый мужчина с густыми, зачесанными назад, волосами с проседью.

Мэри коротенькими глотками смаковала дорогое шампанское и, с безразличным выражением лица, слушала своего спутника, который, опираясь локтем на спинку Мэриного стула, что-то шептал ей на ушко. Пушистые усы щекотали ее нежное лицо. Каждое прикосновение толстых пальцев доводило до рвотного состояния.

- Моя Мэри, - шептал пышноусый на турецком, который Мэри уже успела изрядно выучить, - я без ума от тебя. Ты должна быть только моей!

Мужчина с недовольством посмотрел на официанта, который подошел к столу с десертом.

- Я договорился с Саидом, - продолжил усач после ретирования официанта, - Выкуплю тебя у него. Женой не будешь, но…

- Наложницей, - ухмыльнулась Мэри и охмелевшими глазами посмотрела на усача.

- Многие мечтают быть моей наложницей. Я сделаю тебе новые документы. Ты начнешь новую жизнь. Нужды ни в чем не будет.

Мэри помолчала, затем со слащавой улыбкой проговорила:

- Хорошо, Осман, делай, что хочешь, только исполни одну мою просьбу.

- Проси, что хочешь, - глаза Османа хищнически заблестели.

- Дай возможность хоть одним глазом взглянуть на родной дом.

Выражение лица Османа сразу же изменилось.

- Ты опять за свое, - злые нотки прозвучали в его голосе.

- Только один раз, в последний…

В порту Сухуми Османа со спутницей встречали как богов. Километровый эскорт стоял на набережной и как-то дико смотрелся на фоне обугленного, не успевшего за это время омыть былые раны, города. Это позже Мэри узнала, что у Османа в Абхазии развернут свой бизнес.

Проезжая по полупустым улицам города, бросая тоскливый взгляд на полуразрушенные дома, сердце Мэри сжималось железными тисками. Дорого до деревни растянулась до бесконечности. Сердце готов было выпрыгнуть из груди, когда перед глазами замелькали знакомые улочки.

Вот и родная калитка. Дом стоял целый, невредимый, ухоженный. На перилах балкона – чьи-то пестрые одеяла, на веревке – детские вещи. Откуда-то доносился детский смех. В дальнем углу двора к дереву была привязана белая козочка.

Слезы навернулись на глаза Мэри.

- Ну, посмотрела, - недовольно пробурчал Осман, - поехали обратно.

- Еще секундочку, – дрожащим голосом попросила Мэри, - можно я пройдусь немного.

Терпение Османа лопнуло. Мэри отсутствовала довольно долго. Осман, кряхтя, вылез из машины и направился к калитке, за которой скрылась Мэри. Он обвел взглядом двор и в ужасе отпрянул назад: в дальнем углу двора под деревом жалобно блеяла отвязанная козочка, теребя за ногу женщину, чье бездыханное тело слегка покачивалось на ветру.

25 марта 2003 года

Будь здоров, Махмуд!

Очнулся я глубокой ночью по середине огромной поляны. Вокруг ни зги не было видно. Голова трещала, в ушах не переставая что-то звенело. Я попытался вспомнить хоть что-нибудь, но кроме оглушительного взрыва и фонтана земли ничего не всплывало в памяти. Рядом валялись автомат и вещмешок. Небо было усеяно звездами. Из леса доносилось уханье одинокой совы.

Я присел и расправил отекшие, мокрые от сырой земли, ноги. Вроде ничего не болит, значит - цел. Вдруг откуда-то донесся слабый стон. Я снова припал к земле и насторожился. Через некоторое время тьма снова застонала.

- Эй! – тихо окликнул я темноту.

В ответ снова тишина. Только я подумал, что мне показалось, как услышал стон и ругань.

- Эй, ты где? – снова окликнул тьму.

- Да пошел ты? – со злостью донеслось из темноты.

Я побоялся встать на ноги и пополз к голосу.

- Не приближайся, стрелять буду! – голос звучал угрожающе.

Я остановился и решил вести переговоры на расстоянии:

- Кто ты?

- Какое твое собачье дело? – получил в ответ.

Я помолчал и после очередного стона незнакомца продолжил:

- Ты ранен?

- Отстань!

- Может, чем-нибудь смогу помочь. У меня есть аптечка.

Незнакомец молчал. Я тоже утихомирился, но боялся сесть, чтобы не светиться во тьме.

- Эй, - послышалось через некоторое время из темноты, - курево есть!

- Есть, - ответил я.

Незнакомец колебался.

- Ну, - подбодрил я, - курить хочешь? Могу угостить.

- Черт с тобой, ползи сюда.

- А стрелять не будешь.

- А ты?

- Придется довериться.

Мы опять помолчали. Затем незнакомец окликнул меня.

- Тебя как зовут?

- Алексей. А тебя?

- Махмуд.

Что-то екнуло у меня в груди. Пальцы вцепились в автомат. Минуту я размышлял, а затем, продолжил:

- Давай, Махмуд, по-человечески поговорим.

Махмуд тоже явно колебался.

- Ползи сюда, - услышал я в ответ.

- А может ты первый, - предложил я, не выпуская из рук автомат.

- Да не могу, ногу вывихнул, болит, - раздраженно проговорил Махмуд.

Я пополз на голос, не выпуская из рук автомата и стараясь не шуршать травой. Подполз к краю воронки, на дне которой лежал парень в военной форме, весь потный и с автоматом в руке.

- Брось оружие! – крикнул Махмуд.

- Да не бойся, - ответил я, стараясь показать, что не намерен стрелять.

Махмуд минуту с недоверием смотрел на меня, а затем проговорил:

- Ну, где твое курево?

Я сполз на дно воронки, в миг очутился возле незнакомца и протянул, чудом спасенные от сырости, сигареты. Некоторое время мы курили молча. Махмуд с упоением затягивался, стараясь не смотреть на меня.

- Какой же ты Махмуд, светлый такой, - попытался я завязать разговор.

- Да, мать у меня русская, четвертая жена моего отца.

- Понятно. И как ты в эту передрягу попал.

- Ты зубы мне не заговаривай и демагогией не занимайся, - огрызнулся Махмуд.

- Хорошо, оставим политику, - стараясь не обращать внимания на агрессию незнакомца, продолжил я, - что с ногой? Перелом?

- Да нет, растянул мышцу? Боль ужасная. Да еще ничего не видно, куда идти?

- Дай, посмотрю, - предложил я, пытаясь дотронуться до ноги Махмуда.

Незнакомец попытался увернуться от моей руки.

- Да не дергайся ты, - с недовольством проговорил я, - если я хотел, давно пришлепнул бы тебя, и без последней сигареты перед смертью.

Махмуд заворчал и посмотрел мне в глаза. Его голубые глаза блестели в темноте, отражаясь в свете только что взошедшей луны. Я спокойно начал ощупывать ногу Махмуда.

- Да, колено вывихнуто. Но ничего, постараюсь вставить. Потерпи, будет больно.

Я дернул. Махмуд застонал и выругался на непонятном мне языке.

- Полегчало? – спросил я.

- Угу, - пробурчал Махмуд по-детски надув щеки, пытаясь спрятать от меня навернувшиеся на глаза слезы.

- Ничего, солдат, сейчас боль пройдет.

Мы немного посидели, помолчали.

- Есть хочешь? – спросил, наконец, Махмуд, - у меня есть кое-что пожевать?

- Давай, - я тоже вспомнил о голоде.

Махмуд вытащил из своего вещмешка тушенку и начал ножом ее открывать.

- Заморская, специально для солдат? – ухмыльнулся я, - точно такие и нам перед боем раздавали. Какая «забота» о нас из-за бугра. Чтобы мы сытые друг друга убивали.

Я достал из своих запасов кусок черного хлеба, и мы, молча, начали трапезу из одной банки. Затем выкурили еще по одной.

- Тебя кто-нибудь ждет дома, - спросил я, вдруг вспомнив о своей Иришке и маленьком Кольке.

- Шесть братьев и мать. Отца убили.

Опять возникла неприятная пауза.

- Скоро светать начнет, - как бы, между прочим, проговорил я.

- Мне, наверно, туда, - кивнул в сторону Махмуд.

- Сам дойдешь? – спросил я.

- Куда я денусь?

Махмуд встал и начал карабкаться из воронки. Я вслед. На краю поляны виднелся маленький лесок, а в стороне деревня.

- Ну, будь здоров, - протянул я руку Махмуду.

- Спасибо тебе, дай Бог, еще встретимся, - улыбнулся в ответ белокурый юноша.

- Дай бог, но не в такой идиотской ситуации. Вещмешок и автомат не забудь.

Мы еще минуту смотрели друг на друга. Затем Махмуд, прихрамывая, поплелся в сторону деревни. Я смотрел в след Махмуду, пока его силуэт не исчез в утреннем тумане.

«Будь здоров, Махмуд…» - тихо прошептал я, развернулся и, пригнувшись, побежал через поляну.

16 марта 2003 года

BACK