|
|
АБХАЗИЯ – 1992:
ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКАЯ
ВАНДЕЯ Светлана
ЧЕРВОННАЯ
(Москва / «Мосгорпечать»:
1993) |
|||||
|
|
ВВЕДЕНИЕ:
ВЗГЛЯД
ИЗ
ЭПИЦЕНТРА
ВОЕННОГО
КОНФЛИКТА И
ИЗ
МОСКОВСКОГО
ДАЛЕКА
Первые
страницы
этой книги
складывались
в уме,
вынашивались
в сердце
задолго до
того, как
определились
ее
окончательные
контуры. Я бы
не сказала,
что теперь,
спустя 11 месяцев,
стало ясно и
очевидно,
чем
кончится
начавшаяся
в августе 1992
года
абхазская
трагедия.
Боюсь пророчествовать,
но до конца
может быть
еще далеко, и
сколько
судеб
искалечит,
сколько человеческих
жизней
сожжет в
своей прожорливой
топке война,
каким новым
позором еще
успеют
покрыть
прекрасное,
гордое имя
своей
маленькой
республики
честолюбивые
фюреры,
отдающие
смертоносные
приказы из гудаутского
комфортабельного
особняка, который
так охотно и
любовно
показывает
в своих
программах
российское
телевидение,
- кто знает? И
все же
ясность, - и
окончательная
ясность,
позволяющая
вынести на
людской суд
и нравственные,
и
политические
выводы,
вытекающие
из
абхазской
катастрофы,
сегодня, вне
всякого
сомнения,
наступила. И
объем
совершенного
преступления
- тех, кто
подготовил
и развязал
эту войну, и
мера ответственности
тех, кто
поощрял
эскалацию
конфликта, и
тайные
пружины
заговора, и
явные цели
его главарей,
и шулерские
приемы и
крапленые
карты тех,
кто
обеспечивал
идеологическое
прикрытие
политической
авантюры,
распространяя
небылицы и
мрачные
мифы, - все это
сегодня беспощадно
высветлено
в лучах той
трагической
истории,
которую
пережил наш
народ. Я пишу
"наш народ",
не разделяя
ни по языку, ни
по крови, ни
по вере - в
данном
случае,
перед лицом
этого
общего горя -
грузин,
абхазов, русских,
армян,
греков,
турок,
осетин,
горцев
Северного
Кавказа -
всех, по кому
прошел
кровавый
каток
"вооруженного
конфликта",
и всех, кто
находился
от него
вроде бы в
безопасном
далеке и
блаженном
неведении.
Абхазская
война - это
позор и
трагедия всего
несчастного
"советского"
народа, который
так
мучительно,
так
отчаянно,
так героически
пытается
вырваться
из общего
советского
ада и
который
вновь и
вновь
сталкивают в
бездну
ревностные
опричники
старого режима,
умеющие
искусно
играть на
всех человеческих
и
национальных
чувствах,
слабостях,
обидах,
надеждах,
заблуждениях,
ослеплениях. В моем
генетическом
коде, или, как
принято говорить,
"в моих
жилах", где,
видимо,
сложно переплелось
этническое
влияние
моих русских,
татарских и
польских
предков, нет
ни капли ни
грузинской,
ни
абхазской
крови, ни малейшей
ниточки,
кровно
связывающей
меня с
каким-либо
народом
Кавказа. Я
этим не горжусь
и об этом не
сожалею: это
просто
автобиографический
факт. Так
случилось,
что до лета 1992
года я
никогда в
жизни не
бывала в
Грузии, ни в
Тбилиси, ни в
Батуми, ни в Сухуми,
ни в
Цхинвали
нет у меня ни
родных, ни близких
и нет ни
малейших
оснований к
тому, чтобы в
моем личном
отношении к
какому-либо
из народов
этого
региона
образовалось
- неважно в
данном
случае:
светлое или
темное -
чувство,
которое
можно было
бы определить
словом
"наши" ("мы",
"свои") или
напротив:
"чужие",
"они". Может
быть, о том,
что происходит
на Кавказе,
трудно
судить "со
стороны", но
в то же время,
наверное,
как
свидетель и
как
исследователь
современных
событий, я
обладаю
преимуществом
абсолютной
нейтральности.
Ничто
личное,
этнически "кровное"
или
семейное не
определяет
здесь моих
симпатий, не
говоря уж о
том, что
какая-либо
религиозно-конфессиональная
ограниченность
мне
совершенно
чужда и
одинаково
интересны
памятники,
следы, формы
развития
древнейшей
христианской
и
богатейшей
исламской
культуры на
этой земле -
так же, как
одинаково
противны
любые
проявления
фанатизма,
мракобесия,
ханжества,
какого бы
высокого
церковного
покровительства
их носители
ни искали.
Для моего
слуха
одинаково
мелодичны звуки
абхазской и
грузинской
речи - так же, как
одинаково
непонятны
эти языки. Уже по
всему этому
я не могу и не
могла быть заранее
на "той" или
"этой"
стороне
конфликта.
Впрочем, это
и не был
межнациональный,
абхазо-грузинский
конфликт. Но
сначала по
порядку о
том, как я
оказалась "в
зоне" этого
конфликта. В
Институт
этнологии и
этнической
антропологии
Российской
Академии
наук, где я
работала
сравнительно
недавно
(после
защиты докторской
диссертации
в 1989 году),
весной 1992 года
обратилось
"общество
русской
культуры" в
Абхазии
"Славянский
дом" с просьбой
командировать
в Сухуми
специалиста
для
консультаций
по
этно-культурной
проблематике
и изучения
сложившейся
в Абхазии
ситуации.
Поиск
единомышленников
и идейных
союзников
именно в
нашем
институте,
стремление
расширить
их круг были
традиционны
для "Славянского
дома",
превратившегося
к тому времени
в
идеологический
штаб
мощного абхазского
государственного
сепаратизма.
, Обеспечить
научное
прикрытие
позициям этого
сепаратизма
ссылками на
авторитет московских
ученых (с
очень
давних пор
проявлявших
особенную
чуткость,
внимание,
интерес к
абхазской
этнической
культуре, из
года в год
проводивших
в Абхазии
этнографические
экспедиции,
часто
открыто
декларировавших
свои симпатии
к
абхазскому
национальному
движению (1), максимально
расширив их
круг, было
непосредственной
задачей
"Славянского
дома". Ничего
не зная об
этой
ситуации, я
легко и с радостью
согласилась
поехать в
Абхазию, когда
представитель
"Славянского
дома" обратился
с этим
предложением
ко мне. Срок
командировки
был заранее
намечен на
август, и 10
августа 1992
года в
адлерском
аэропорту
меня ждала "правительственная"
черная
"Волга", которую
прислали за
мной из
Верховного
Совета Абхазии.
С каким
легким
сердцем, с
какой открытой
душой, с
какой
априорной
готовностью
поддержать,
помочь,
понять
абхазское национальное
движение,
представлявшееся
в
доблестном
и
героическом
ореоле (2),
ехала я по
той
памятной
дороге
среди
виноградников
и садов, мимо
еще не
простреленных
пляжей, еще
не
обожженных
и не
разрушенных
домов, еще не
разграбленных
одиноких
киосков, торгующих
грузинским
вином и
русским
шоколадом, -
по дороге,
которая
через
несколько дней
станет
первым
кругом ада
для всех,
кого застанет
здесь война!.. Когда
же стали
складываться
еще не
записанные
на бумаге
первые строки
и страницы
этой книги? Теперь
мне кажется,
что это
началось в
раскаленный
полдень 16
августа на
российском
военном
аэродроме
"Бомбора"
близ
Гудау-ты. Дежуривший
у
пропускного
пункта в
воинскую
часть
лейтенант,
внимательно
изучив мой паспорт
и убедившись
в русской
национальности
и московской
прописке
(местных
жителей
сюда не
пускали,
грузинских
беженцев из
Абхазии
братская
Россия не
принимала),
пропустил
меня, указав
направление,
по которому
нужно было
идти - еще
километра
два - к
летному
полю. Не я одна
искала на
этом поле
спасения.
Катер только
что подвез
из Сухуми
большую
группу бывших
отдыхающих
из
санатория
ПВО и других военных
санаториев.
На землю
бережно
положили
раненых.
Трупы,
прикрытые
брезентом, командовавший
эвакуацией
майор
приказал загружать
в военный
самолет,
готовый к
отправке в Москву:
пассажирам,
уже
занявшим
салон этого
самолета,
пришлось
выйти и
ждать
следующего
рейса. Время
тянулось
мучительно
долго, хотя
самолеты,
совершавшие
челночные рейсы
(в Гудауту с
десантниками,
обратно - с беженцами),
прибывали и
улетали
друг за другом
- в Таганрог,
Клин,
Иванове, в
Адлер, под
Москву, но
слишком
много было
желающих
улететь, и
число их к вечеру
все
возрастало.
Люди шли
сюда пешком
(никакого
транспорта
не было) со
всего побережья,
несли на
руках детей.
Рядом со
мной горько
рыдала
пожилая
русская
женщина: она
не уберегла
единственную
дочь,
расстрелянную
на ее глазах
на сухумском
пляже
прицельным
снайперским
огнем из
соседнего с
военным
санаторием
многоэтажного
дома. Это
случилось в
Сухуми 15 августа
1992 года, когца
ни одного
грузинского
военного
формирования,
ни единого
грузинского
солдата еще
не было в
Сухуми. Но к
этому времени
Б. Н. Ельцин
уже дал
понять
Ардзинбе, что
Россия не
будет
вмешиваться
в конфликт
на
территории
Грузии, тем
более русским
гражданам
пока там
вроде бы
ничего не угрожает. - Ах,
ничто не
угрожает? Ну,
раз вам так
кажется, то
получите
ваши первые
трупы!.. Нет,
нет. При мне
никто не
произнес
этих слов. Я
не знаю,
какими
словами, на
каком языке
был отдан
тот приказ
снайперам
расстреливать
отдыхающих
сухумского
военного
санатория.
Своими
глазами я
видела только
носилки с
убитыми из
Сухуми,
которые грузили
в самолет 16
августа - за
два дня до
появления
войск
Госсовета
Грузии на
этой земле.
Своими
ушами я
слышала
только
рыдания старой
женщины, у
которой
убили дочь. И
тогда я
решила
написать об
этой войне,
собрав
факты и
только
факты,
документы,
свидетельства
очевидцев. Я
не знала, где
смогу поставить
точку в цепи
трагических
событий, в череде
страшных
дней,
которая
тогда, 16 августа,
только
начиналась,
да и не
хронику
войны задумала
я написать.
Мне
хотелось
рассказать
людям о том,
кто затеял,
во имя чего
начал, против
кого
направил
эту войну. Я
помнила
каждое
слово,
сказанное
мне в просторных
кабинетах
Верховного
Совета Абхазии
в последние
предвоенные
дни. На
кабинетах
были разные
таблички:
"Славянский
дом", "Айдгылара",
"Комитет п0
правам
человека",
названия
комиссий,
отделов,
министерств
(чаще вовсе
не было
никаких
табличек,
здесь все
сторонники
"Нового
курса" были
вместе, все
"свои",
подлинное
распределение
функций не
совпадало с
наименованиями
общественных
организаций
или
государственных
структур). За
столами
сидели
разные люди,
скупые на речи
и
словоохотливые,
высокообразованные
и
малограмотные,
изысканно
вежливые и
солдафонски-грубоватые
(среди них
было
почему-то
мало абхазов,
- может, мне
просто так
не повезло, -
больше
русских с
московским
или
южнорусским
казацким
говором, - но
это неважно,
это совершенно
неважно!) • А
важно, что
говорили
они, эти
вожди
"независимой
Абхазии", одно
и то же, чуть
варьируя,
чуть
уточняя,
чуть поправляя
друг друга: -
Близок час
"второго
августа", от
которого уже
не
оправится
демократическая
сволочь... Мы
ударим по
Шеварднадзе
так, что это
отзовется в
Москве. Мы на
одной осине
повесим Шеварднадзе,
Яковлева,
Горбачева и
Ельцина. Мы
вернем
великий
Советский
Союз. Мы жили
здесь до
"перестройки"
в
коммунистическом
раю. И мы
будем за
возвращение
этого
порядка
сражаться. Нет, я
не
поддакивала
им, не
прикидывалась
сочувствующей,
не заставляла
себя
смолчать, чтобы
больше
услышать. В
моих глазах
был ужас. Я
негодовала,
я кричала: -
Что вы
говорите, что
вы делаете,
чьими
руками вы
собираетесь
возвращать
себе ваш
коммунистический
рай, с кем
воевать, за
что?! Они
меня не
стеснялись,
не боялись,
не скрывали
своего торжества: - Не
беспокойтесь,
у нас уже все
готово. Мы поставим
под ружье за
полчаса
весь народ.
Наши
арсеналы
уже полны
вашим же,
российским,
оружием, и в
любой
момент мы
можем их
удвоить и
утроить. У
нас
налажены
связи с
казачеством,
вы сами все
скоро увидите:
как только
здесь
начнется
война, весь Кавказ
придет в
движение, а
за ним и вся
Россия. У нас
свои
эмиссары за
рубежом - в
Турции, в
Арабских
странах. Нас
поддержит
весь мир. Ну, а
кто не
захочет
быть с нами, с
тем поступим
по законам
военного
времени. Эрудированный
доктор
исторических
наук, возглавляющий
Комиссию по
правам
человека,
вел со мной
беседы на
"национальные"
темы: -
Изъятие
Абхазии из
Грузии - это
мое научное
кредо, это
главная
цель моей
жизни, я от этой
цели не
отступлю,
тем более
теперь она
близка.
Только
тонкая
"мегрельская"
прослойка
(сопротивление,
которое
оказывают
силам
Шеварднадзе
земляки и
сторонники Звиада
Гамсахурдиа
в Зугдиди)
разделяет нас
сегодня:скоро
эта
прослойка
истончится,
и мы
столкнемся
с нашим
противником
лоб в лоб. - Но
это значит,
что для
достижения
своей цели вам
придется
расплачиваться
жизнями
других
людей, миром
на этой
земле!.. - Вы не
политик, Вы
не
понимаете,
что это совершенно
неважно. Важно
вырвать
Абхазию из
Грузии,
присоединить
ее к России,
начать
здесь движение,
которое
окончится
возрождением
великого
государства.
Мы не можем
упустить
этот
исторический
шанс. - Но
кто вам дал
право на
такую
политику? Вы
народ
Абхазии
спросили? Вы
что - провели
здесь
референдум,
опрос
общественного
мнения? - Да,
конечно. Наш
референдум
состоялся 17
марта 1991 года,
когда народ
Абхазии
сказал "да"
Советскому
Союзу. Нам
этого
достаточно. В тот
же вечер на
берегу еще
тихого, еще
теплого
Черного
моря в Новом
Афоне
простой абхазский
юноша (его
звали Алик, -
наверное, Али;
он работал спасателем
на лодочной
станции,
хотя никто
давно не
платил ему
за это денег;
выдавал желающим
два
стареньких
катамарана
да мастерил
парус над
своей
самодельной
яхтой, на
которой он,
когда
начнется
война, уйдет
в Турцию: эту
историю
хорошо
знают все
жители Нового
Афона)
говорил
задумчиво и
печально: - Меня
те, кто
вывесил
полосатое
знамя над Верховным
Советом в
Сухуми, ни о
чем не спросили.
Я абхаз и,
наверное, у
меня есть
свои причины
за что-то
обижаться
на грузин, но
я понимаю,
что сегодня
только
вместе с новой
Грузией мы
можем
вырваться
из коммунистического
стойла. И все
мои надежды
связаны с
Шеварднадзе.
Но они же
звериной
ненавистью
ненавидят
его. За то, что
он "отдал" Западу
берлинскую
стену и
устранил
советскую
ядерную
угрозу. За то,
что он
предвидел путч
(в одном
ошибся:
думал -
полковников,
оказалось -
маршалов) и
предупреждал
Горбачева.
За то, что он
прошлым
августом
защищал Белый
дом. За то, что
он хочет
вытащить
Грузию со
всеми ее
автономиями
и народами
из семидесятилетней
грязи. Не
простили. Когда
я вернулась
в Москву,
случилось
то, что до сих
пор кажется
мне
невероятным.
Все мои попытки
рассказать
правду о
событиях в
Абхазии
наталкивались
на глухую
стену
полного непонимания.
Люди не
слышали, не
могли понять,
насколько
далек от
действительности,
насколько
противоположен
ей уже
формируемый
средствами
массовой
информации
стереотип
"грузинский
им-периалиалистической
агрессии
против
свободолюбивой
Абхазии". Я
пыталась
объяснить:
не
Шеварднадзе
начал эту
войну. 14
августа в
полдень,
когда с "грузинской
стороны" не
было
произведено
еще ни
одного выстрела
и ничто не
угрожало
миру
абхазских
городов и
поселков,
эту войну
народу Грузии
объявил в
своем
обращении
по радио Владислав
Ардзинба, по
собственному
произволу
вовлекая
народ
Абхазии в
величайшее
преступление
и в
величайшую
трагедию.
Незаконное,
насильственное,
тотальное
проведение
"всеобщей
мобилизации"
(всех мужчин
от 18 до 45 лет), незаконное
вооружение
новобранцев
разграбленным
из
российских
арсеналов
оружием,
незаконные
действия
этих
вооруженных
формирований
на дорогах, в
городах и
поселках
Абхазии (где
даже близко
не было
никакого
"противника"):
обыски,
беззастенчивое
мародерство,
грабежи,
кровавый
террор по
отношению к
мирному
грузинскому
населению,
снайперский
огонь
против
отдыхающих
в санаториях
Сухуми, - все
это
преступления,
за которые
надо отвечать.
Известны и
политические
цели организаторов
этих
преступлений:расчленение
Грузии,
вовлечение
в войну
России, советско-комму-нистический
реванш с
возрождением
Советского
Союза. Меня
не понимали.
Мудрый коллега,
задумчиво
глядя мне в
глаза,
спрашивал:
"Почему Вы
против
абхазов?.. Вы
сами, случайно,
не
грузинка?"
На ученом
Совете в
институте,
где я
сумбурно,
горячо,
взволнованно
пыталась
рассказать
обо всем, что
видела своими
глазами в
Абхазии,
меня
снисходительно
поправляли:
"Вот Вы
говорите о
пьяных с
оружием в
руках, будто
бы
устраивающих
проверки и
грабежи на
дорогах
Абхазии. Но мы
проводили в
Абхазии
много лет
научные этнографические
экспедиции,
мы-то знаем,
что абхазы
не могут
быть
пьяными, они
просто не
пьют!" Солидные
мужи,
собравшиеся
1 сентября 1992
года на
"круглый
стол" по
абхазскому
вопросу в
бывшем
Комитете
защиты мира
в Москве, выражали
искреннее
возмущение:
"40 лет Грузия
угнетает
Абхазию!" (Г.
Трапезников);
"Сегодня в
Абхазии
дети не
пошли в школу,
их кровь на
руках
Шеварднадзе!"
(В. Иванов); "Когда
брат видит,
что убивают
его брата, он
не спрашивает
у
милиционера
разрешения
зайти в
чужой
огород.
Братские
народы
Северного
Кавказа
придут на
помощь
абхазскому
брату.
Сахаров
призывал
защищать
обиженного,
не
спрашивая к
какой
политической
партии он
принадлежит"
(академик М.
Исаев);
"Настал час
великой
России
подняться,
приняв в
свое лоно
мужественную
Абхазию" (В.
Кожинов). Михаил
Чумалов
рассуждал в
программе
"Итоги" о
"хрупком
этническом
равновесии"
в Абхазии,
которое
"нарушил" (?!)
Госсовет Грузии
своим
вторжением. Я знаю:
тот, кто не
хочет знать
правду, не
примет ее. Но
имеющие уши,
да услышат!
Обманутые,
да откроют
глаза! Пусть
день за днем,
факт за
фактом
предстанут
в этой книге. Я не
писатель,
чтобы
создать
адекватное
исторической
драме
литературное
полотно о
войне и мире
на земле
Абхазии. Я не
журналист,
чтобы воссоздать
все, что
происходит,
в серии
очерков, репортажей,
документальных
зарисовок. Я
должна
сделать то
единственное,
то важнейшее,
что
подсказывает
мне и мой
профессиональный
и мой
гражданский
долг. Есть
такой жанр -
оперативной
или "неотложной"
этнополито-логии.
Пусть в этом
жанре будет
написана
эта книга.
Она не
обнимет всей
обширной
исторической,
этнокультурной,
политической
проблематики,
связанной с
Абхазией, с
абхазо-грузинскими
отношениями,
с общей
ситуацией
на Кавказе.
Но на
конкретный
вопрос о том,
что произошло
здесь в
августе 1992
года, кому
это было
нужно и
выгодно, кто
виноват в
тех жертвах,
которые уже
принесены
на алтарь войны,
данная
книга
должна
ответить. Не
буду
оговаривать
очевидное:
авторская позиция
субъективна.
Я выражаю не
чью-либо (коллективную,
бесспорную,
устоявшуюся,
как истина в
последней
инстанции), а
свою точку
зрения на
современные,
драматически
развивающиеся
события и
процессы,
которые
порою неизвестно
к чему
приведут,
каким
подвергнутся
изменениям.
Стараясь
проверить и
перепроверить
каждый факт,
каждый источник
информации,
я все же не
суммирую их,
как
бездушный
счетчик, а
пишу о том, во
что верю.
Может быть, в
чем-то
ошибаюсь.
Пусть меня
опровергнут.
Но на том
стою и не
могу иначе. Я
приношу
благодарность
всем, кто
помог мне
обрести
мужество,
чтобы
начать и
завершить
эту книгу, а
также
выражаю
горячую,
хотя, наверно,
напрасную
надежду на
толерантность
тех моих
друзей и
коллег, чью
дружбу и
доверие я не
хотела бы
потерять
из-за
политических
разногласий.
|
|
||||
